Неточные совпадения
— Я думаю, — сказал Константин, — что никакая деятельность не может быть прочна, если она не имеет
основы в личном интересе. Это общая истина, философская, — сказал он, с решительностью повторяя
слово философская, как будто желая показать, что он тоже имеет право, как и всякий, говорить о философии.
— Бедный Пантен! — сказал капитан, не зная, сердиться или смеяться. — Ваша догадка остроумна, но лишена всякой
основы. Идите спать. Даю вам
слово, что вы ошибаетесь. Я делаю то, что сказал.
Были в то время произнесены между ними такие
слова, произошли такие движения и жесты, обменялись они такими взглядами, сказано было кой-что таким голосом, доходило до таких пределов, что уж после этого не Миколке (которого Порфирий наизусть с первого
слова и жеста угадал), не Миколке было поколебать самую
основу его убеждений.
Но
слова о ничтожестве человека пред грозной силой природы, пред законом смерти не портили настроение Самгина, он знал, что эти
слова меньше всего мешают жить их авторам, если авторы физически здоровы. Он знал, что Артур Шопенгауэр, прожив 72 года и доказав, что пессимизм есть
основа религиозного настроения, умер в счастливом убеждении, что его не очень веселая философия о мире, как «призраке мозга», является «лучшим созданием XIX века».
— Как же ты проповедовал, что «доверенность есть
основа взаимного счастья», что «не должно быть ни одного изгиба в сердце, где бы не читал глаз друга». Чьи это
слова?
Можно еще сказать, что Бог есть
основа мира, творец мира, но и эти
слова очень несовершенны.
Мы сказали, что
основа комизма Островского заключается, по нашему мнению, в изображений бессмысленного влияния самодурства, в обширном значении
слова, на семейный и общественный быт.
Таисья без
слова пошла за
Основой, который не подал и вида, что узнал Нюрочку еще на плоту. Он привел их к одному из огней у опушки леса, где на живую руку был сделан балаган из березовых веток, еловой коры и хвои. Около огня сидели две девушки-подростки, дочери
Основы, обе крупные, обе кровь с молоком.
Анфиса Егоровна привыкла к таким таинственным появлениям Таисьи и без
слова провела ее в светелку наверх, где летом привязана была Оленка. Хозяйка мельком взглянула на Аграфену и, как
Основа, сделала вид, что не узнала ее.
— А, вот он, университет! Вот он, я вижу, сидит в этих
словах! — кричал Александр Иваныч. — Это гуманность наша, наш космополитизм, которому все равно, свой или чужой очаг. Поляки, сударь, вторгались всегда в нашу историю: заводилась ли крамола в царском роде — они тут; шел ли неприятель страшный, грозный, потрясавший все
основы народного здания нашего, — они в передних рядах у него были.
Итак, изречение: «не пойман — не вор», как замена гражданского кодекса, и французская болезнь, как замена кодекса нравственного… ужели это и есть та таинственная подоплека, то искомое «новое
слово», по поводу которых в свое время было писано и читано столько умильных речей? Где же
основы и краеугольные камни? Ужели они сосланы на огород и стоят там в виде пугал… для «дураков»?
Он не просто читает, но и вникает; не только вникает, но и истолковывает каждое
слово, пестрит поля страниц вопросительными знаками и заметками, в которых заранее произносит над писателем суд, сообщает о вынесенных из чтения впечатлениях друзьям, жене, детям, брызжет, по поводу их, слюною в департаментах и канцеляриях, наполняет воплями кабинеты и салоны, убеждает, грозит, доказывает существование вулкана, витийствует на тему о потрясении
основ и т. д.
По
словам Капотта, оказывалось, что русские вельможи давно уже сомневались в непререкаемости
основ, на которых покоилось крепостное право.
— Нынче об нас, судьях, только и
слов, что мы
основы трясем, — соболезнует"несменяемый"из-под Пошехонья, — каждый день, с утра до вечера, только и делаешь, что прописываешь, только об одном и думаешь, как бы его, потрясателя-то, хорошенько присноровить, а по-ихнему выходит, что оттого у нас
основы не держатся, что сами судьи их трясут… Это мы-то трясем!
Аннинька оторопела. Прежде всего ее поразило, что и воплинский батюшка, и Любинька в одинаковом смысле употребляют
слово «сокровище». Только батюшка видит в сокровище «
основу», а Любинька смотрит на него, как на пустое дело, от которого, впрочем, «подлецы-мужчины» способны доходить до одурения.
«И хорошо, если бы дело шло только об одном поколении. Но дело гораздо важнее. Все эти крикуны на жалованье, все честолюбцы, пользующиеся дурными страстями толпы, все нищие духом, обманутые звучностью
слов, так разожгли народные ненависти, что дело завтрашней войны решит судьбу целого народа. Побежденный должен будет исчезнуть, и образуется новая Европа на
основах столь грубых, кровожадных и опозоренных такими преступлениями, что она не может не быть еще хуже, еще злее, еще диче и насильственнее.
Словом сказать, цельность миросозерцания нарушена, и если б Шешковский не сгнил, он непременно самих Удава и Дыбу заподозрил бы в потрясении
основ и заключил бы в кандалы, которые, вероятно, еще где-нибудь в уголку найдутся, если хорошенько поискать.
Покуда Корела верит в страшные
слова, покуда ее можно ошеломлять упоминовением о"потрясенных
основах", надо пользоваться ее простодушием. Надо, чтоб она постоянно видела впереди благополучные перспективы, всеминутно верила, надеялась и ждала, но под одним непременным условием: что все сие лишь тогда совершится, когда краеугольные камни будут утверждены.
Барон, если только припомнит читатель, вообще любил, вследствие, может быть, основательности собственного характера,
слова: фундамент, оплот,
основа.
И быстро пошёл, покатился прочь, шатаясь, чувствуя, что разум его снуёт в
словах горя и гнева, как челнок в запутанной
основе.
И убеждал себя в противном. Ему трудно было говорить с ней ещё и потому, что она почти не знала даже азбуки общепринятых взглядов. Нужно было начинать с
основ, и её настойчивые вопросы: почему? зачем? — постоянно заводили его в дебри отвлечённостей, где она уже совершенно не понимала ничего. Однажды, утомлённая его противоречиями, она изложила ему свою философию в таких
словах...
У г. Плещеева эти лица — главные, они составляют часто
основу и цель повести, и из их изображений все более выясняется требование дела и дела, вместо громких
слов, младенческих мечтаний, несбыточных надежд и верований.
Нет за малыми детьми ни уходу, ни призору, не от кого им услышать того доброго, благодатного
слова любви, что из уст матери струей благотворной падает в самые
основы души ребенка и там семенами добра и правды рассыпается.
Возвращаясь к нашей исходной проблеме — возможна ли религиозная философия и как она возможна, — мы должны настойчиво указать, что если действительно в
основе философствования лежит некое «умное ведение», непосредственное, мистически-интуитивное постижение
основ бытия, другими
словами, своеобразный философский миф, хотя и не имеющий яркости и красочности религиозного, то всякая подлинная философия мифична и постольку религиозна, и потому невозможна иррелигиозная, «независимая», «чистая» философия.
Наконец, вере может быть доступно даже настоящее, поскольку дело идет о неизвестных рассудку его законах [Во II главе Послания к Евреям вере дано истолкование и в том и в другом смысле: «верою познаем, что веки устроены
словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое» (ст. 3); дальнейшее содержание главы говорит о вере как
основе не мотивированных разумом и оправдываемых только верою поступков (см. всю эту главу).].
Это начало [Каббала, комментируя тексты: «В начале (берешит) сотворил Бог», замечает: «берешит означает хокма (премудрость, вторая из трех высших сефир), это значит, что мир существует чрез высшую и непроницаемую тайну хокмы», т. е. Софии (Sepher ha Sohar, trad, de Jean de Pauly, l, 3 b).], приемлющее в себя
Слово, а в Нем и с Ним дары триипостасного Божества, является вместе с тем
основой, в которой зачинается творение, оно и является, по Платону, «вечным образцом» творения.
Это
слово"Russin"и"Russinischer"создано было австрийским правительством, и официально"
Основа"именовалась"Russinischer Grundstein".
«Незыблемые
основы гражданской свободы на началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести,
слова, собраний и союзов.
Среднего роста, худощавый, юркий и подвижный, с коротко обстриженными волосами и бородкой, с быстрыми, умными, бегающими глазами, говоривший хриплым фальцетом — это был делец в полном смысле
слова, положивший уже давно в
основу своего нравственного мировоззрения уложение о наказаниях с предвзятою и настойчивою мыслью о полной возможности спокойно обходить статьи этого кодекса.
— Ничего еще не решено и не кончено… — начал Ильин. — Вы мне словно из прописи читаете: «люблю и уважаю мужа… семейные
основы…» Всё это я и без вас знаю и могу сказать вам больше. Искренно и честно говорю вам, что это мое поведение я считаю преступным и безнравственным. Чего, кажется, больше? Но к чему говорить то, что уже всем известно? Вместо того, чтобы кормить соловья жалкими
словами, вы бы лучше научили меня: что мне делать?
Словами: человек не затем живет, чтобы на него работали, а чтобы самому работать на других, Христос устанавливает ту
основу, которая, несомненно, обеспечивает материальное существование человека, а
словами: трудящийся достоин пропитания, Христос устраняет то столь обыкновенное возражение против возможности исполнения учения, которое состоит в том, что человек, исполняющий учение Христа среди не исполняющих, погибнет от голода и холода.
Есть даже странное убеждение, что они не нужны, что религия есть только известные
слова о будущей жизни, о боге, известные обряды, очень полезные для спасения души по мнению одних и ни на что ненужные по мнению других, а что жизнь идет сама собой и что для нее не нужно никаких
основ и правил; нужно только делать то, что велят.